«Ни о каком выводе капитала речь не шла»

14 июля 2009, 11:33
 
— На текущий момент значение норматива достаточности капитала ИНГ Банка (Евразия) в районе 30% — аномально высокое для той кризисной ситуации, в которой находится российский банковский сектор. Почему в то время, как у всех банков из-за роста плохих долгов достаточность капитала снижается, у вас этот показатель стабильно растет с конца прошлого года? Вряд ли ваши заемщики настолько особенные, что их платежеспособность в кризис повышается…

— Такое значение норматива достаточности капитала было у нас не всегда. Например, в октябре 2008 года, в разгар острой фазы финансового кризиса в России, из-за особенностей российского бухучета значение этого показателя приблизилось к критическому для участия в системе страхования вкладов. Дело в том, что российские правила учета не позволяют учитывать положительную валютную переоценку по форвардным контрактам в составе отчета о прибылях и убытках до наступления даты их исполнения. Это привело к снижению нормативного капитала и необходимости его увеличения. Мы очень активно обсуждали эту проблему с ЦБ и предлагали привести российские стандарты бухгалтерского учета в соответствие с международными стандартами. У Банка России по этому поводу есть четкая позиция, обусловленная возможными рисками, связанными с тем, что ряд контрагентов в условиях финансового кризиса могут не выполнить своих обязательств по подобным контрактам.

— И вы вынуждены были запросить поддержку у головной компании?

— Да, в итоге в ноябре мы все же были вынуждены попросить у головной компании около €100 млн, чтобы вывести показатели прибыльности на должный уровень. В первом квартале и последующие месяцы форвардные контракты стали, как мы и ожидали, реализовываться. В результате на сегодняшний день уровень достаточности капитала у нас существенно выше нормы.

— Но подобный избыток капитала считается показателем неэффективности ведения бизнеса как по российским, так и по международным стандартам…

— Я согласен, но ситуация была создана в некотором роде искусственно, зато теперь у нас существует буфер для возможного дальнейшего увеличения резервов по проблемным кредитам, а также расширения бизнеса в среднесрочной перспективе.

— А что, по итогам первых месяцев 2009 года есть основания прогнозировать необходимость увеличения резервов в дальнейшем?

— У нас достаточно большой кредитный портфель — по состоянию на 1 июня 2009 года 32,9 млрд руб. Кризис вызвал рост уровня как кредитных, так и рыночных рисков, что, соответственно, повлияло на качество портфеля. Естественно, произошло как существенное увеличение уровня резервов по кредитному портфелю, так и негативные изменения в рыночной стоимости облигаций. Резервы по кредитному портфелю увеличились с 0,5 млрд. руб. на 1 августа 2008 года до 3,2 млрд руб. на 1 июня 2009-го. Отрицательная переоценка портфеля ценных бумаг изменилась с 0,5 млрд руб. на 1 августа 2008 года до 0,3 млрд руб. на 1июня 2009-го. Это связано с временным лагом между пиком финансового кризиса, который пришелся на сентябрь—ноябрь, и началом периода влияния этого кризиса на реальный сектор экономики. На текущий момент, если исходить из 100-процентного покрытия просрочки, уровень страховых резервов по кредитному портфелю у нас чуть более 10%.

— Насколько серьезным будет дальнейшее увеличение резервов, по вашим ожиданиям?

— Думаю, в нашем случае резервы быстрыми темпами расти не будут в силу того, что мы работаем с достаточно ограниченным количеством корпоративных клиентов. Это крупнейшие компании, финансовое состояние которых в целом лучше, чем в среднем по системе. Поэтому у нас все резервы, которые мы хотели создать, в той или иной степени уже созданы. В отношении создания резервов мы очень консервативный банк и предпочитаем очень жестко подходить к этому вопросу. Когда категория кредита начинает ухудшаться, мы сразу создаем резерв.

— Подразумевает ли консервативная кредитная политика банка отказ от послаблений по резервированию, которые регулятор дал банкам в конце прошлого года? Я имею в виду возможность до поры не начислять резервы по реструктурированным ссудам и ссудам с небольшой просрочкой, а также возможность перенести бумаги из торгового в инвестиционный портфель с целью оценивать их стоимость по докризисным меркам?

— Мы не пользуемся этими послаблениями. Мое личное убеждение: в кризис лучше быть консервативным.

— Вы сохраняете консервативный настрой до конца года?

— Сегодня сложно что-то прогнозировать, однако мы ожидаем к концу года позитивную динамику на рынке ценных бумаг и, в частности, на рынке облигаций. В результате часть резервов, заложенных под обесценение ценных бумаг в прошлом году, к нам вернется. На рынке акций у нас нет торговых позиций как таковых, мы совершаем только брокерские операции в интересах клиентов. Так было и до кризиса.

— Ваш прогноз по восстановлению резервов по кредитам до конца года так же оптимистичен, как и по ценным бумагам?

— Не думаю. В кризис мы стали более жестко управлять рисками.

— Что значит «более жестко»? То есть с такими клиентами, как Олег Дерипаска, вы сейчас бы не стали работать?

— Мне не хотелось бы комментировать конкретных клиентов. Естественно, кредитная экспансия в период самого жесткого кризиса за последние десятилетия — это не самая лучшая стратегия. Но у нас нет существенного пересмотра лимитов в сторону понижения для каких-то конкретных клиентов. Да, естественно, мы стали выдавать меньше новых кредитов. Это факт, который надо признать. Естественно, мы не старались и не стараемся кредитовать клиентов, финансовое состояние которых вызывает у нас серьезные опасения. Но при этом мы продолжаем поддерживать наших ключевых клиентов, с которыми работали в последние годы.

— Среди ваших ключевых клиентов нет тех, чье финансовое состояние вызывает у вас серьезное опасение?

— Безусловно, есть. Однако мы продолжаем их поддерживать и искать компромиссные решения, выгодные обеим сторонам. Например, мы стараемся участвовать в процессе реструктуризации — участвуем в переговорах с клиентами, координируем работу с другими банками.

— Таких клиентов много?

— На протяжении многих лет мы фокусировались на работу с верхним клиентским сегментом — с крупнейшими российскими компаниями, поэтому количество таких клиентов очень незначительное.

— Были случаи, когда вы отказывали клиенту в пролонгации или реструктуризации кредитов или привлечении лимитов?

— У нас практически не было случаев, когда мы занимали неконструктивную позицию в процессе переговоров о реструктуризации кредитов.

— Иногда отказ клиенту тоже выглядит конструктивным, все зависит от клиента…

— Это специфика, нюансы переговоров. В каждом конкретном случае все очень сильно зависит от конкретного заемщика, условий кредита, позиций других банков-кредиторов. Здесь нет унифицированного подхода.

— Были ли у вас случаи, когда по вашей инициативе отношения с клиентами расторгались?

— Нет.

— Насколько кризис изменил спектр услуг, которые банк оказывает своим клиентам в особенности по инвестбанковскому направлению?

— Да, кризис внес свои коррективы. В сентябре сделки по организации синдицированных кредитов полностью исчезли и превратились в клубные или двусторонние. Объем таких сделок также несколько снизился. Я не готов сейчас назвать цифры, но это снижение не было критичным.

— На чем сейчас строится ваш инвестиционно-банковский бизнес?

— Этот бизнес состоит из трех подразделений. Первое — это управление корпоративных финансов, которое занимается предоставлением консультационных услуг по сделкам слияния и поглощения и организацией привлечения акционерного капитала. Второе — это подразделение, которое осуществляет операции с акциями по поручению клиентов. Третье — это подразделение финансовых рынков, которое занимается облигациями и инструментами с фиксированной доходностью.

— Сейчас основную прибыль приносит третье подразделение?

— Надо сказать, что подразделение по работе с инструментами с фиксированной доходностью всегда зарабатывало больше. Оно и сегодня продолжает зарабатывать больше остальных. Естественно, у нас снизились доходы подразделений, связанных с рынком акций, поскольку исчезли сделки по привлечению акционерного капитала, существенно снизились доходы брокерского подразделения. Сокращение объемов торгов и общее снижение цен на рынке акций повлияло и на доходы от депозитарной деятельности.

— А сделки M&A?

— У нас есть несколько мандатов, над которыми мы сейчас работаем и рассчитываем эти сделки закрыть.

— Это, вероятно, сделки по реструктуризации проблемных активов?

— Это вполне классические сделки M&A.

— Клиенты из каких секторов сейчас проводят сделки M&A?

— По условиям контрактов я не могу называть клиентов или сектор. В ближайшие месяцы вы услышите об этих сделках.

— Есть ли в этом году вероятность увидеть ваши собственные сделки с головной компанией по получению от нее финансирования? В первом квартале текущего года убытки глобального ING составили около €800 млн, а сам банк получил господдержку от европейского регулятора. Насколько это снизило возможности головной компании вашего банка по поддержке российского бизнеса?

— Не стоит преувеличивать проблемы материнской структуры. Действительно, убыток в первом квартале составил €793 млн, но это существенно меньше, нежели убыток в четвертом квартале прошлого года. Поквартальная динамика показателей банка является позитивной и показывает, что группа ING постепенно выходит из кризиса. А банковское подразделение группы ING показало по результатам первого квартала прибыль в размере €519 млн. Что касается ИНГ Банка (Евразия), мы получили €260 млн от материнского банка на увеличение капитала: €100 млн в ноябре и €160 млн в течение первых девяти месяцев 2008 года. Материнская структура нас фондировала и будет фондировать, так как Россия для ING — ключевой рынок.

— Как вы считаете, понадобятся ли банку в этом году средства головной компании?

— Сейчас необходимость в фондировании даже снизилась. Традиционно мы занимали деньги в материнской структуре, своповали валюту в рубли и фондировали наш кредитный портфель. В кризис эта схема стала неоправданно дорогой. Если бы мы сейчас кредитовали клиентов по такой схеме, это привело бы к существенному увеличению стоимости кредитов для наших клиентов. Поэтому в текущей ситуации большее значение приобретают местные внутрироссийские источники фондирования. Например, с октября по март мы активно пользовались беззалоговыми кредитами Банка России. Это позволяло нам обеспечивать нашим заемщикам приемлемую стоимость кредитования. Кроме того, начиная с сентября прошлого года мы зафиксировали рост ликвидности — остатки на счетах клиентов в банке и депозиты клиентов существенно выросли. Наша потребность в ресурсах от материнской компании стала меньше. По моим оценкам, в 2009 году мы в значительной степени будем обходиться местными ресурсами — то есть собственным капиталом и, естественно, средствами, привлеченными у местных клиентов.

— Ситуация с фондированием на российском рынке у вашего банка выглядит просто уникальной. У всех снизились остатки на клиентских счетах, а у вас они выросли…

— Да, в сентябре—октябре прошлого года мы зафиксировали рост ликвидности. Остатки на счетах и депозиты корпоративных клиентов, прежде всего в твердой валюте, очень сильно выросли. Операции с физическими лицами у нас очень ограниченные.

— И как вы распорядились средствами, поступившими в результате столь мощного наплыва ликвидности? Разместили в иностранные активы?

— Естественно, у нас выросли иностранные активы, прежде всего остатки на счетах в глобальном казначействе материнского банка. Разместить эти средства на местном рынке осенью было абсолютно невозможно. А все основные игроки на межбанке были в одном и том же положении — никому не нужны были «короткие» доллары или евро, потому что у всех их было более чем достаточно.

— Теперь валютные депозиты в ЦБ есть!

— Поэтому мы открыли счета и храним на них свободные валютные средства.

— Зачем? Это же беспроцентные счета… Вы ничего не зарабатываете на таких инвестициях…

— Это управление иностранными активами. У нас есть рекомендации ЦБ, и мы их соблюдаем. До того как в декабре ЦБ разрешил банкам открывать счета в долларах и евро, нам приходилось уговаривать клиентов не размещать депозиты в твердой валюте. Мы устанавливали практически нулевые ставки по депозитам, иногда просили просто не размещать, потому что использовать эти средства было просто некуда. Это цена того, что нам приходилось оставаться в пределах лимита по иностранным активам.

— И сейчас вы размещаете в ЦБ ровно столько, сколько позволяют вам соблюдать рекомендации ЦБ по иностранным активам?

— Объем иностранных активов у нас намного меньше того лимита, который на сегодня установил ЦБ.

— Как на ваше открытие счетов в ЦБ отреагировали клиенты и материнская структура?

— С пониманием. Ведь в октябре, когда эта тема активно обсуждалась, произошла подмена понятий, иностранные банки обвиняли в способствовании вывода капитала. Между тем ни о каком выводе капитала речь не шла, о чем мы неоднократно сообщали регулятору. Зато теперь проблемы в принципе не существует.

— Изменилась ли в кризис ваша кадровая и зарплатная политика? Сколько сотрудников вы сократили либо урезали им вознаграждение в прошлом году? Каких перемен ожидаете в году текущем?

— В первом полугодии прошлого года численность сотрудников у нас сильно выросла. Это было связано с тем, что во всех основных подразделениях у нас отмечался рост. Кризис внес свои коррективы в наши планы. Во второй половине года у нас произошло сокращение персонала в пределах 5% от годового пика. Планов по дальнейшему сокращению персонала на сегодняшний день у нас нет. Зарплатная политика не поменялась, однако бонусы по итогам прошлого года снизились по сравнению с предыдущим.

— Насколько серьезной вы считаете тенденцию к сворачиванию бизнеса в России «дочками» иностранных банков? В частности, об этом заявили «дочка» банка Santander, «дочка» IPF Bank… В 1998 году и сам ING сокращал присутствие в России. Какова ваша сегодняшняя тактика переживания кризиса в России?

— В 1998 году ING не ушел из России. Тогда сократили 20% персонала, но все основные стратегические продукты остались. Если говорить о текущей ситуации, планов по сворачиванию, сокращению банковского бизнеса ING в России не существует. ING действительно заявлял, что рассматривает возможность выхода из 10–15 бизнесов на протяжении нескольких лет. Однако ING позиционирует себя как европейский коммерческий банк, где ключевыми регионами являются страны Бенилюкс и Центральная и Восточная Европа. Россия является крупнейшей страной Центральной и Восточной Европы и важным рынком для банковского бизнеса ING.

— Украина тоже входит в Восточную Европу, однако ключевым рынком ее не сочли…

— Там закрыли только розничный бизнес, который начали разворачивать буквально за год до того, как наступил реальный кризис. Просто не хватило времени его развернуть. А ING Wholesale Banking функционирует там в полном объеме.

— Равно как и в России — развить сеть?

— Определенные планы по развитию сети у нас были, но кризис внес свои коррективы. На сегодняшний день таких планов нет.

— Сохраняя присутствие в России, вы рассчитываете усилить свои позиции, сыграв на ослаблении конкурентов?

— Не в наших правилах комментировать отдельных конкурентов. Я не ожидаю существенного исхода иностранных банков из России, но не исключаю, что некоторые банки сократят присутствие в определенных сегментах. Вопрос в том, насколько нам будут интересны освободившиеся ниши. Впрочем, радикальной смены лидеров рынка я не ожидаю. Разница между кризисом 11-летней давности и сегодняшними событиями в том, что тогда в России было плохо, а везде было хорошо. На этот раз, на мой взгляд, Россия будет в числе стран, которые восстановятся после кризиса быстрее других.
 
Источник: Коммерсантъ

Материал просмотрен: 1391 раз
Комментарии (0)добавить комментарий
Ваш комментарий
Автор
Введите число на картинке

  • курсы
Знач. Изм.
USD ЦБ РФ 28/03 92.59 0.0174
EUR ЦБ РФ 28/03 100.27 -0.1417